Библиотека Александра Белоусенко

На главную
 
Книжная полка
 
Русская проза
 
Зарубежная проза
 
ГУЛаг и диссиденты
 
КГБ-ФСБ
 
Публицистика
 
Серебряный век
 
Воспоминания
 
Биографии и ЖЗЛ
 
История
 
Литературоведение
 
Люди искусства
 
Поэзия
 
Сатира и юмор
 
Драматургия
 
Подарочные издания
 
Для детей
 
XIX век
 
Японская лит-ра
 
Архив
 
О нас
 
Обратная связь:
belousenko@yahoo.com
 

Библиотека Im-Werden (Мюнхен)

 

Генрик СЕНКЕВИЧ
(польск. Henryk Sienkiewicz)
(1846-1916)

  Генрик Сенкевич (польск. Henryk Sienkiewicz, полное имя Хенрик Адам Александер Пиус Сенкевич, польск. Henryk Adam Aleksander Pius Sienkiewicz), родился на Подляшье, в имении Воля-Окшейска неподалеку от Лукова, 5 мая 1846 г. Польский писатель, лауреат Нобелевской премии был потомком древнего шляхетского небогатого рода, почитавшего военные традиции.
  В 1863 г. родители перебрались в Варшаву, и Генрик стал учащимся местной гимназии, после которой в 1867 г. поступил в Главную школу (в 1869 г. была преобразована в Императорский университет). Мать хотела, чтобы он стал врачом, но уже спустя год с более «перспективного» медицинского факультета Генрик перешёл на историко-филологический, т.к. имел склонность к литературе. Студенчество было непростой порой в биографии Сенкевича: ему приходилось подрабатывать гувернёром, репетитором, т.к. материальное положение оставляло желать лучшего. К этому же периоду относится начало его литературно-критической деятельности.
  Генрик не сдал итоговый экзамен по греческому языку и перестал заниматься в университете в 1871 г. Источником заработка для него было сотрудничество с местной газетой. Дебют в печати относится к 1869 г., когда его работы впервые опубликовал журнал «Еженедельное обозрение». В 1872 г. увидела свет его первая повесть «Напрасно», повествующая о неудавшемся польском восстании 1863 г.
  С 1873 г. Генрик Сенкевич постоянно работает в «Газете польской» в качестве фельетониста, а со следующего года становится сотрудником еженедельника «Нива», возглавляя литературный отдел. Написанные в начале 70-х гг. рассказы, а также опубликованная в 1876 г. повесть «Ганя» свидетельствуют о том, что их автор испытывает явную симпатию к ушедшей эпохе благородных рыцарей и прекрасных дам.
  На протяжении 1876-1879 гг. Генрик Сенкевич путешествовал по европейским странам и США. Во время странствий он знакомился с простыми людьми, а свои впечатления изложил в очерках и рассказах цикла «Письма с дороги», публикуемых в 1876-1878 гг. В 1881 г. Сенкевич женился, а в 1885 г. его супруга Мария Шеткевич умерла от туберкулеза, оставив сиротами двоих детей. На деньги неизвестного мецената Г. Сенкевич организовал фонд, названный в честь жены, который платил стипендии людям искусства, страдающим от такой же болезни. После этого в его жизни было ещё два брака.
  Вернувшись в Европу, Сенкевич какое-то время проживал во французской столице, в 1879 г. посетил Львов, Венецию, Рим, и с того времени его биография была связана с многочисленными путешествиями и сменой места проживания. Так, ему удалось побывать в Англии, Австрии, Литве, Италии, Швейцарии, Франции, Болгарии, Румынии, Греции, Турции, Занзибаре, Египте и в других странах. В 1802 г. Сенкевич возглавил газету консервативного направления «Слово». В этот период его творчества прослеживается огромная любовь к родине, гордость за неё, исторический оптимизм, которые можно увидеть в романах «Огнём и мечом» (1883-1884), «Потоп» (1884-1886), «Пан Володыёвский» (1887-1888).
  Его талант как автора исторических романов наиболее ярко раскрылся в эпопее «Камо грядеши» (1894-1896), рассказывающей о противостоянии первых христиан и императора Нерона. В 1905 г. за неё Сенкевичу была вручена Нобелевская премия по литературе. Последним из крупных произведений стал роман, который он писал на протяжении 1897-1900 гг. – «Крестоносцы». В 1900 г. в честь 25-летнего юбилея творческой деятельности Сенкевич стал обладателем подаренного ему от имени общественности имения Обленогорек, находившегося в Келецком повете. Позднее здесь будет создан музей.
  Когда началась Первая мировая война, Генрик Сенкевич уехал в Швейцарию. Был главой комитета, помогающего жертвам войны в Польше. В этой стране, в городе Веве, его настигла смерть. Случилось это 15 ноября 1916 г.; прах был похоронен в одном из городских католических храмов, а в 1924 г. его перезахоронили в кафедральном соборе св. Иоанна Крестителя в Варшаве.
  (Из проекта "Wisdoms.ru")


    Произведения:

    Сборник "Собрание сочинений: в 9-ти т. Том I. Повести и рассказы" (1983, 399 стр. / пер. с пол.; сост. В. Агриколянский) (pdf 19,2 mb) – июнь 2020
      (OCR: Александр Белоусенко (Сиэтл, США);
      обработка: Давид Титиевский (Хайфа, Израиль))

      В первый том Собрания сочинений Генрика Сенкевича (1846-1916) входят его повести и рассказы.
      (Аннотация издательства)

    Содержание:

    Б. Стахеев. Генрик Сенкевич ... 5

    ПОВЕСТИ И РАССКАЗЫ

    Старый слуга. Перевод Е. Рифтиной ... 35
    Ганя. Перевод Е. Рифтиной ... 45
    Наброски углём. Перевод Е. Карловой ... 137
    Комедия ошибок. Перевод М. Абкиной ... 188
    В прериях. Перевод Е. Лысенко ... 201
    Ангел. Перевод Н. Подольской ... 248
    Янко-музыкант. Перевод В. Короленко ... 254
    Орсо. Перевод И. Добровольской ... 261
    За хлебом. Перевод М. Вальдена ... 276
    На маяке. Перевод М. Вальдена ... 325
    Встреча в Марипозе. Перевод Е. Лысенко ... 337
    Бартек-победитель. Перевод П. Ахромовича ... 345
    Сахем. Перевод И. Добровольской ... 388
    Журавли. Перевод Е. Лысенко ... 394
    Примечания ... 397

      Фрагменты из книги:

      "Все трое выпили, но так как происходило это во время франко-прусской войны, то Гомула опять вернулся к политике.
      – Французы,– сказал он,– просто вертопрахи. Я-то их не помню, а только мой отец говорил, что как стояли они у нас на постое, прямо как Судный день был в Бараньей Голове. Больно они охочи до баб. Возле нашей хаты жил Стась, отец Валента, а у них на постое тоже был француз, а может, и два, не помню. И вот, просыпается раз ночыо Стась, да и говорит: «Каська! Каська! Мне почудилось, будто француз возле тебя лежит». А она говорит: «Да и мне самой тоже так сдаётся». А Стась говорит: «Так ты скажи ему, чтобы он убирался прочь!» А баба ему: «Как бы не так... Поговори с ним, когда он по-нашему не понимает!» Чего ему было делать?.."

    * * *

      "Наконец мы достигли Миссури. Индейцы обычно выбирали для нападений на караваны момент переправы через эту реку, потому что труднее всего защищаться, когда часть повозок осталась на одном берегу, а часть находится на реке, когда мулы и лошади встают на дыбы и упираются, а люди не знают, что им делать. Я видел по пути к реке, что индейцы-разведчики два дня следовали за нами, поэтому я принял все меры предосторожности и вёл обоз по-военному. Я не разрешал повозкам растягиваться по степи, как на восточных окраинах Айовы; все наши люди должны были держаться вместе и быть в полной боевой готовности. Подъехав к берегу и отыскав брод, я приказал отрядам, разбив их по шестьдесят человек, окопаться на обоих берегах, чтобы под прикрытием небольших валов и дул карабинов обеспечить переправу. Остальным ста десяти переселенцам предстояло переправить повозки. Я выпускал не более двух-трёх повозок за раз, чтобы избежать суматохи. Благодаря этому всё проходило в наилучшем порядке, и нападение оказалось невозможным: ведь нападающим пришлось бы сперва овладеть одним из окопов, прежде чем ринуться на тех, кто был на реке. Эти предосторожности не были лишними – нас убедили в этом дальнейшие события, ибо двумя годами позже четыреста немцев были изрублены все до единого индейцами племени Кайавата во время переправы в том месте, где теперь стоит город Омаха. Я же извлёк сейчас ещё и ту пользу, что люди мои, много наслышавшиеся доходящих до Востока рассказов о страшных опасностях переправы через жёлтые воды Миссури, увидели, как уверенно и легко я справляюсь с этой задачей, и они прониклись слепым доверием ко мне, видя во мне чуть ли не духа-властителя этой пустынной земли".

    * * *

      "Она сошла с дороги и присела под дерево. Глаза у неё слипались. Вот ей чудится, будто матуля спешит к ней с кладбища по белой равнине. Но никого нет. Девочка, однако, была уверена, что кто-то должен прийти. Кто же? Ангел. Ведь старая Куликова говорила, что «андел» её хранит. Марыся даже знала, какой он. В их хатёнке был нарисован на картинке ангел с крыльями и с лилией в руке. Он непременно придёт. Капли закапали громче. Это, наверное, ангел крыльями задел за ветки. Тс-с! Кто-то идёт сюда, слышно, как шуршит рыхлый снег, шаги всё ближе и ближе – осторожные, но торопливые. Марыся доверчиво открывает сонные глаза.
      Что это?
      Серая, клиновидная голова с торчащими ушами уставилась на девочку... страшная, отвратительная..."

    * * *

      "Трубы снова играют тот же самый гимн. Второй познанский полк идёт на подмогу первому.
      В виноградниках – штыковой бой.
      А теперь, Муза, воспой моего Бартека, чтоб узнали потомки о его подвигах. Страх, нетерпение, отчаяние слились в его сердце в одно чувство бешенства, а когда он услышал гимн, каждая жилка в нём напряглась, как железная проволока. Волосы у него стали дыбом, перед глазами замелькали искры. Он забыл обо всём на свете, забыл даже, что «двум смертям не бывать», и, сжав ружьё могучими ручищами, бросился вместе с другими вперёд. На бегу он раз десять спотыкался, разбил себе нос, измазался весь землёй и кровью, которая текла у него из носу, и, взбешённый, снова побежал вперёд, ловя воздух раскрытым ртом. Он таращил глаза, чтобы увидеть в зелени хоть одного француза, как вдруг увидел сразу троих возле знамени. Это были тюркосы. Вы думаете, Бартек отступил? Нет! Теперь он бы и самого сатану схватил за рога! Он ринулся к ним; турки с воем бросились на него; два штыка, как два жала, вот-вот вонзятся ему в грудь, но тут мой Бартек как схватит ружьё за ствол, словно шкворень, да как махнёт раз, да ещё раз... Только страшный крик раздался в ответ – и два черных тела в судорогах упали на землю.
      Тогда к третьему, что держал знамя, подбежало на помощь с десяток тюркосов. Бартек, как фурия, бросился сразу на всех. Они выстрелили – что-то блеснуло, грохнуло, и в ту же минуту в клубах дыма заревел хриплый голос Бартека:
      – Дали маху!
      И опять его ружьё описало страшный круг, и опять в ответ послышались вопли. Тюркосы в ужасе попятились при виде этого ошалевшего от бешенства великана, и, то ли это послышалось Бартеку, то ли они что-то кричали по-арабски, только ему показалось, что из их широких ртов вылетал крик:
      – Магда! Магда!
      – А, Магды вам захотелось! – завыл Бартек и одним прыжком очутился среди врагов.
      К счастью, в эту минуту подоспели к нему на помощь Матеки, Войтеки и другие Бартеки. В винограднике завязался рукопашный бой, которому вторили треск ружей и свистящее дыхание сражающихся. Бартек бушевал, как ураган. Закопченный дымом, залитый кровью, похожий скорее на зверя, чем на человека, он, не помня себя, каждым ударом валил людей, ломал ружья, проламывал головы. Руки его двигались со страшной быстротой машины, сеющей гибель. Добравшись до знаменосца, он схватил его своими железными пальцами за горло. У знаменосца глаза вылезли на лоб, побагровело лицо, он захрипел и выпустил из рук древко".


    Сборник "Собрание сочинений: в 9-ти т. Том II. Огнём и мечом: Роман" (1983, 671 стр. / пер. с пол.; послесл. и прим. Б. Стахеева) (pdf 26 mb) – июль 2023
      – OCR: Александр Белоусенко (Сиэтл, США)

      Во второй том Собрания сочинений Генрика Сенкевича (1846-1916) входит исторический роман «Огнём и мечом» (1884).
      (Аннотация издательства)

    Содержание:

    ОГНЁМ И МЕЧОМ

    Часть первая. Перевод Асара Эппеля ... 7
    Часть вторая. Перевод Ксении Старосельской ... 337
    Б. Стахеев. Послесловие ... 653
    Примечания ... 664

      Фрагменты из книги:

      "Поднялась суматоха: одни кинулись к соседнему помещению, где был заперт пленник, собираясь привести его пред очи собрания, другие угрожающе пошли на Татарчука с Барабашем. Гладкий, атаман миргородского куреня, первым крикнул: «На погибель!» Депутация этому крику вторила, Чарнота же бросился к дверям, распахнул их и прокричал собравшейся толпе:
      – Досточтимые панове-товарищество! Татарчук – предатель, и Барабаш тоже! На погибель им!
      Толпа ответила ужасающим рёвом. В зальце наступило замешательство. Все куренные повскакали с мест. Одни кричали: «Ляха! Ляха!», другие пытались переполох унять, а тем временем двери под натиском толпы распахнулись настежь и в дом ворвалась орава, прежде горлопанившая на майдане. Страшные фигуры, ослеплённые яростью, наполнили помещение, вопя, размахивая руками, скрежеща зубами и распространяя запах горелки. «Смерть Татарчуку! На погибель Барабашу! Давай сюда предателей! На майдан их! – вопили пьяные голоса. – Бей! Убивай!», и сотни рук во мгновение протянулись к несчастным. Татарчук не сопротивлялся, он только пронзительно скулил, но молодой Барабаш стал защищаться со страшным неистовством. Он наконец понял, что его хотят убить; страх, отчаяние и бешенство исказили его лицо, пена выступила на губах, из груди исторгнулся звериный рык. Дважды вырывался он из губительных рук, и дважды руки эти хватали его за плечи, за бороду, за оселедец. Он не давался, кусался, рычал, падал и снова поднимался, окровавленный, страшный. Ему изорвали одежду, вырвали оселедец, выбили глаз, наконец, притиснутому к стене, сломали руку. И только тогда он рухнул. Палачи схватили его и Татарчука за ноги и поволокли на майдан. И вот тут-то в отблесках пламени смоляных бочек и пылающих костров началась немедленная экзекуция. Несколько тысяч кинулись на обречённых и стали разрывать их в куски, воя и борясь друг с другом за возможность протиснуться к жертвам. Их топтали ногами, из их тел вырывали клочья мяса. Сброд топтался, сбившись вокруг них в жутком конвульсивном порыве разбушевавшейся толпы. Окровавленные руки то вздымали два бесформенных, потерявших вид человеческий туловища в воздух, то опять швыряли наземь. Те, кто не смог пробиться, вопили как резаные: одни требовали, чтобы жертв швырнули в воду, другие – чтобы затолкали в бочки с горящей смолой. Пьянь затеяла меж собой свару. В припадке безумия подожгли две огромные бочки с водкой, которые осветили эту дьявольскую сцену переменчивым голубоватым светом. С неба же взирал на неё тихий, ясный й погожий месяц.
      Так товарищество карало изменников."

    * * *

      "Маленький рыцарь был прав. В этой войне, столь долго уже тянувшейся, двум самым грозным львам ни разу ещё не довелось столкнуться лицом к лицу. Один громил гетманов и региментариев, другой – грозных казачьих атаманов, тому и другому судьба посылала победы, тот и другой наводили на врага ужас, и вот теперь непосредственная встреча должна была показать, чья возьмёт. Вишневецкий смотрел с вала на несметные полчища татар и казаков, тщетно стараясь охватить их взором. А Хмельницкий с поля глядел на замок и лагерь, думая в душе: «Там мой наистрашнейший враг; кто мне противостоять сможет, когда я его одолею?»
      Нетрудно было предугадать, что борьба между двумя этими полководцами будет долгой и ожесточённой, но исход её не оставлял сомнений. Владетель Лубен и Вишневца имел под своей командой пятнадцать тысяч войска, включая и обозную челядь, меж тем как за мужицким вождём поднялся люд, населявший земли от Азовского моря и Дона до самого устья Дуная. И ещё шёл с ним хан с крымской, белгородской, ногайской и добруджской ордами; шли поселяне из поречий Днестра и Днепра; шли запорожцы и чернь без счёту – из степей, разлогов, лесов, с хуторов, из городов, сёл и местечек и те, что прежде служили в придворных или коронных хоругвях; шли черкесы, валашские каралаши, силистрийские и румелийские турки; даже вольные ватаги болгар и сербов. Подумать можно было: настало новое переселение народов, бросивших свои унылые степные обиталища и потянувшихся на запад, дабы захватить новые земли, новые основать государства.
      Таково было соотношение враждующих сил..."

    * * *

      "Памятный вторник 13 июля прошёл в обоюдных лихорадочных приготовленьях; уже не оставалось сомнений, что штурм неминуем: с утра трубы, барабаны и литавры в казацком стане играли larum, а у татар гремел оглушительно огромный священный бубен, называемый балтом... Вечер настал тихий, погожий, лишь с обоих прудов и Гнезны поднялся лёгкий туман. Наконец на небе сверкнула первая звезда.
      В ту же минуту шестьдесят казацких пушек взревели в голос и несметные полчища с леденящим душу криком устремились к валам – то было начало штурма.
      Войска стояли на валах. Солдатам казалось: земля дрожит под ногами. Самые старые воины не помнили такого.
      – Господи Иисусе! Что это? – вопрошал Заглоба, стоя подле Скшетуского среди гусар в проёме между валами. – Будто и не люди на нас валят.
      – Ты, сударь, как в воду глядишь: враг перед собой волов гонит, чтоб мы на них сперва картечь расстреляли.
      Старый шляхтич покраснел, как бурак, глаза его выпучились, а с уст сорвалось одно-единственное слово, в которое он вместил всю ярость, страх и прочие чувства, что всколыхнулись в нём в ту секунду:
      – Мерзавцы!..
      Волы, которых дикие полуголые чабаны подгоняли горящими факелами и батогами, обезумев от страха, опрометью неслись вперёд с ужасающим рёвом, то сбиваясь в кучу и ускоряя бег, то рассыпаясь, а то и поворачивая обратно, но погонщики понукали их криком, жгли огнём, хлестали сыромятными бичами, и они снова устремлялись к валам. Тогда вступили пушки Вурцеля, извергнув огонь и железо. Весь свет заволокся дымом, небо побагровело, испуганная животина рассеялась, словно от удара молнии, половина попадала на землю, но по трупам её неприятель шёл дальше.
      Впереди гнали пленников, тащивших мешки с песком для засыпки рвов; их кололи пиками в спину, обжигали огнём из самопалов. То были крестьяне из окрестностей Збаража, не успевшие укрыться от нашествия в городских стенах,– не только молодые мужики, но и женщины, и старцы. Они бежали кучею с криком, с плачем, воздевая к небесам руки, моля о состраданье. Волосы дыбом подымались от этого воя, но не было тогда сострадания в мире: сзади в спины несчастным вонзались казацкие пики, спереди обрушивались снаряды Вурцеля, картечь рвала тела в клочья, десятками валила наземь, а они бежали, обливаясь кровью, падали, подымались и бежали дальше: возврата не было, позади катилась лавина казаков, за казаками – татары, турки...
      Ров стал быстро наполняться телами, кровью, мешками с песком, а когда наполнился до краёв, неприятель с воем бросился через него к окопам.
      Лавина не иссякала..."


    Роман "Камо грядеши (Quo Vadis)" (2021, 528 стр. / пер. с пол. Вукола Лаврова) (pdf 32,6 mb) – июль 2023
      – копия из библиотеки "Maxima Library"

      Исторический роман польского писателя Генрика Сенкевича (1846-1916) публикуется в одном из лучших переводов, выполненным редактором журнала «Русская мысль» Вуколом Михайловичем Лавровым (1852-1912). Комментарии к роману написаны профессором классической филологии Сергеем Ивановичем Соболевским (1864-1963), критико-биографический очерк – поэтом и историком литературы Петром Васильевичем Быковым (1844-1930). Книга оформлена великолепными иллюстрациями польского художника Яна Стыки (1858-1925).
      (Аннотация издательства)

    Содержание:

    «КАМО ГРЯДЕШИ»
      Часть первая ... 5
      Часть вторая ... 181
      Часть третья ... 325

    ПОСЛЕСЛОВИЕ
      П. В. Быков. «Генрик Сенкевич» ... 521

    Страничка создана 16 июня 2020.
    Последнее обновление 12 июля 2023.
Дизайн и разработка © Титиевский Виталий, 2005-2023.
MSIECP 800x600, 1024x768