Библиотека Александра Белоусенко

На главную
 
Книжная полка
 
Русская проза
 
Зарубежная проза
 
ГУЛаг и диссиденты
 
КГБ-ФСБ
 
Публицистика
 
Серебряный век
 
Воспоминания
 
Биографии и ЖЗЛ
 
История
 
Литературоведение
 
Люди искусства
 
Поэзия
 
Сатира и юмор
 
Драматургия
 
Подарочные издания
 
Для детей
 
XIX век
 
Японская лит-ра
 
Архив
 
О нас
 
Обратная связь:
belousenko@yahoo.com
 

Библиотека Im-Werden (Мюнхен)

 

Борис Самойлович ЯМПОЛЬСКИЙ
(1912-1972)

  ЯМПОЛЬСКИЙ, Борис Самойлович [8 (21).VIII. 1912, г. Белая Церковь,– 28.XII. 1972, Москва] – рус. сов. писатель. Чл. Коммунистич. партии с 1936. Род. в семье служащего. Лит. деятельность начал как журналист в 1927; работал в редакциях газет Москвы, Баку, Новокузнецка. Окончил Лит. ин-т им. М. Горького (1941). В 1931 опубл. кн. очерков «Ингилаб. Асербайджанское социалистическое строительство». Первая повесть – «Ярмарка» (1941) – лирич. зарисовки детства в маленьком местечке, проникнутые своеобразным грустным юмором. В годы Великой Отечеств, войны – спец. корреспондент «Красной звезды», позднее – «Известий»; был в осажденном Ленинграде, в партиз. отряде в Белоруссии. Повесть «Дорога испытаний» (1955) – о закалке характера, о становлении сов. солдата-бойца в войне против фашизма. Критика отмечала присущий этой повести романтич. пафос, соединенный с историзмом восприятия; стиль, сочетающий тяготение к гиперболе, к гротеску с элементами документализма, дневникового слога. Опубл. повести «Мальчик с Голубиной улицы» (1959), «Три весны» (1962), «Молодой человек» (1963) и др. Произведения Я. переводились на многие иностранные языки.
  А. Г. Громова, Краткая литературная энциклопедия, т. 8. М., 1975, стр. 1086-1087.


  1912 – в Москве родился писатель Борис Ямпольский. Литературную деятельность начал в 1927 году. Работал в редакциях газет Москвы, Баку, Новокузнецка. В 1941 году окончил Литературный институт им. А.Горького. В это же время опубликовал первую повесть "Ярмарка" – лирические зарисовки детства, окрашенные еврейским юмором. Во время войны 1941-1945 годов – специальный корреспондент газет "Красная Звезда", "Известия". Писал очерки и репортажи из блокадного Ленинграда и партизанского отряда в Белоруссии. Еврейская тема проходит через все творчество Ямпольского, особенно ярко она проявилась в повести "Мальчик с Голубиной улицы" и в воспоминаниях "Последняя встреча с Василием Гроссманом". Умер писатель в 1972 году в Москве. В посмертно опубликованном романе "Московская улица"(«Арбат, режимная улица» 1988) социально-нравственные коллизии связаны с кампанией по "борьбе с космополитизмом" и тоталитарным режимом советского государства. Также посмертно были опубликованы романы "Отец" (1991) и "Знакомый город" (1992).
  (Из проекта "Это мы")


    Произведения:

    Сборник "Арбат, режимная улица" (1997, 428 стр.) (doc-rar 157 kb; pdf 11,7 mb) – ноябрь 2005, сентябрь 2023
      – OCR: Давид Титиевский (Хайфа, Израиль) и Александр Белоусенко (Сиэтл, США)

      Творчество Бориса Ямпольского незаслуженно замалчивалось при его жизни. Опубликована едва ли четвёртая часть его богатого литературного наследия, многие произведения считаются безвозвратно утерянными. В чём причина? И в пресловутом "пятом пункте", и в живом, свободном, богатом метафорами языке, не вписывающемся в рамки официального "новояза", а главное – в явном нежелании "к штыку приравнять перо". Простые люди, их повседневные заботы, радости и печали, незамысловатый быт были ближе и роднее писателю, чем "будни великих строек".
      (Аннотация издательства)

    Содержание:

    Предисловие В. Приходько. Система удушья ... 7
    АРБАТ, РЕЖИМНАЯ УЛИЦА (роман) ... 15
    ЯРМАРКА (повесть) ... 231
    ИСПОВЕДЬ (из воспоминаний)
      Исповедь ... 365
      Да здравствует мир без меня! ... 376
      Последняя встреча с Василием Гроссманом ... 412

      Фрагменты романа «Арбат, режимная улица»:

      И не было недостатка в академиках-холуях, в подставных академиках, избранных в разное время согласно должности, профессорах и доцентах и кандидатах наук, которые раздували кадило, курили фимиам, как клопы сосали Гегеля и Плеханова, Аристотеля и Карла Каутского, и комментировали каждое слово Его, каждую запятую, и если она поставлена была неправильно, случайно, то даже в ошибке этой находили скрытый гениальный смысл. И всё это тотчас становилось не только великим открытием, русским приоритетом, но и государственным законом и статьей Уголовного кодекса.
      И какое бы это отдалённое отношение ни имело к событиям жизни текущего дня, к интересам и заботам государства и его жителей, к их кровным интересам жизни, семейства, любви, квартирной тесноты, воспитания детей, это немедленно становилось самым главным и значительным, и решающим событием государства, затмевающим все дела и события, заглушая и отодвигая на десятый план вопросы хлеба, школы, семьи, заполняя страницы газет и журналов, научных трактатов и диссертаций, тех пылящихся в книгохранилищах диссертаций в красивых твёрдых папках с золотым тиснением, которые кандидаты списывали друг у друга вместе со всеми цитатами, ошибками и искажениями.

    * * *

      Говорили, что Сталин однажды по какому-то поводу выразил неудовольствие газетными фотографиями и сказал, что лучше бы вместо картинок дали текст, и редакции поувольняли фоторепортёров, и цинкографии стояли без дела. Так же, как однажды державной рукой поставил он в рукописи над "е" две точки, две давно исчезнувшие точки, и центральная газета тотчас же вышла с передовой, в заголовке которой было специальное слово с буквой "ё", и по всей статье точки были рассыпаны, как мак, и все газеты изощрялись и придумывали слова с буквой "ё", чтобы видели, как исполняются его указания, его капризы.

    * * *

      Или просто заберут с улицы, вдруг, посреди солнечного дня, в праздник, подъедут впритык к тротуару, и из машины приветственным голосом окликнут по имени и отчеству и по-приятельски пригласят сесть для разговора, и увезут туда, где со звоном раскрываются железные ворота. Или заберут из театра, во время антракта. И так бывало. Подойдут вдруг, возьмут под локоток, по-приятельски, с улыбкой, и поведут для выяснения некоторых обстоятельств в дирекцию, и через час "Спящая красавица" кажется сказкой, виденной в далёком детстве. Или снимут с поезда, это они особенно любили, гордились своей выдумкой. Казалось, можно было взять на вокзале, когда шёл по перрону. Ещё в Москве. Нет, дадут сесть в поезд, уложить вещи в сетку, проехать несколько станций, спокойно выпить проводницкий чай с железнодорожными каменными сухарями, лечь в казённую, холодную, накрахмаленную постель, вздремнуть под ход поезда и в середине ночи вдруг постучат ключом в дверь: "Откройте, контроль". А контроль, вот он, выглядывает из-за спины проводника в фуражке с синими кантами, войдёт в купе: "Паспорт, фамилия, имя, одевайтесь". А поезд уже замедляет ход, и на глухой, тёмной, безвестной станции, с одиноким фонарём, освещающим золочёную статую Сталина в вокзальном сквере, поведут куда-то вдаль под дождём на запасные пути.

    * * *

      Там, в конце длинного вестибюля, в нише, высвеченный маленьким прожектором, мерцая, стоял во весь шинельный высокий рост мраморный генералиссимус, и ещё слева, за аптечным киоском, он же в кителе сидел на широкой садовой скамейке рядом с Лениным, как бы обнявшись по-дружески, свойски, неразлучно беседуя, и не он, а Ленин, склонившись к нему в мраморной чуткости, прислушивался, ловя его советы. И кроме того, ещё со стены, с огромного панно, он с трубочкой в зубах, задумчиво и мудро глядел в полуоткрытое зашторенное окно кабинета поверх кремлёвских красноосвещённых восходящим солнцем стен на утреннюю, летнюю, озарённую его жизнью Москву. И повсюду стояли горшки с бледными зимними оранжерейными гортензиями и была торжественно-траурная тишина.

    * * *

      Сталин не спал, и министры не спали, и их заместители, и помощники, и референты, и секретарши, и стенографистки, и главные бухгалтеры, и главные геологи, и главные сталевары, и главные прокатчики, и главные технологи, и курьеры, и буфетчицы, и самокатчики, и фельдшера, и телефоны ВЧ, и охранники, а там, по всей Великой стране, не спали секретари обкомов, командующие военных округов, директора заводов, начальники шахт – вся страна перестроилась, перекроила свой день, свою жизнь на распорядок по организму бессонного генералиссимуса.

    * * *

      Судя по себе, мне казалось, что в стране вообще не осталось родственных связей, казалось, они были давно разорваны, рассечены, раздроблены сначала гражданской войной, когда брат шёл на брата, а потом классовой борьбой, когда сын не отвечал за отца, когда сын доносил на отца, а потом многочисленными мобилизациями, эвакуациями, подрывом всех родовых устоев, и ещё страхом. Страх разъединял кровных братьев и сестёр, в серной кислоте страха таяло и исчезало всё – любовь, привязанность, благодарность, взаимная помощь, и выручка, и совесть. Да и кому я нужен был такой, в такое острое время классового напряжения.


    Другие произведения: (OCR: Давид Титиевский (Хайфа, Израиль) – ноябрь 2005)

    Повесть "Ярмарка" (doc-rar 98 kb)

    Очерк "Да здравствует мир без меня" (doc-rar 31 kb)

    Очерк "Исповедь" (doc-rar 12 kb)

    Очерк "Последняя встреча с Василием Гроссманом" (doc-rar 20 kb)

    Страничка создана 24 ноября 2005.
    Последнее обновление 7 сентября 2023.
Дизайн и разработка © Титиевский Виталий, 2005-2023.
MSIECP 800x600, 1024x768